Доброе дело

Когда я училась в старшей школе, классной руководительницей у нас была очень впечатлительная дама. Причем впечатлить ее могло что угодно: количество двоек, полученных нами за последнюю контрольную, повышение цен на проездные билеты и даже муха, пролетевшая мимо. На уроке она обычно щедро делилась с классом своими наблюдениями. Как-то раз ее до крайности взволновало объявление, приклеенное на стене в коридоре. Речь в нем шла о благотворительной акции: авторы текста призывали всех школьников сдать ненужные книжки и игрушки, чтобы помочь детям из сиротского приюта. Разумеется, никто из нас и внимания не обратил на эту невзрачную афишу, отпечатанную на дешевенькой серой бумаге, но зоркий глаз учительницы сразу ее заметил. Тема для очередной нравоучительной беседы была готова. - Я понимаю, наивно призывать вас быть хорошими и делать добро, - вещала она от доски. - Само слово "добро" нынче не в чести, оно звучит старомодно. Но, поверьте, детям из приюта нет дела до соображений моды и престижа. Они просто будут вам благодарны за то, что вы сделаете. Разве это не прекрасно - подарить кому-то частичку своей души? В ее речи было еще много подобных пафосных слов, которые сегодня, возможно, показались бы мне смешными. Но тогда я была шестнадцатилетней дурехой, и на меня пламенный монолог учительницы произвел сильное впечатление. Мне немедленно захотелось стать хорошей. Я даже сама удивилась, какая я, оказывается, отзывчивая натура, и заранее начала собой гордиться. Помню, я шла из школы, и мне хотелось петь, так переполняло меня чувство любви ко всем людям. Дома я обрадовала маму сообщением, что хочу отдать в приют свои старые учебники. Мама восприняла это без должного энтузиазма. - А, ну ладно, - сказала она, не переставая помешивать деревянной лопаткой жаркое. - Давно пора было избавиться от этого хлама, а то у тебя в комнате совсем нет свободного места. Я поднялась к себе и собрала учебники. Их оказалось меньше, чем я думала, да и выглядели они не лучшим образом. Засаленные обложки были покрыты пятнами, а края страниц истрепались и пожелтели. Глядя на получившуюся хилую стопочку, я поняла, что этого явно недостаточно. Надо было придумать что-то еще. Мне хотелось подарить детям не эти жалкие книжки, а что-нибудь по-настоящему чудесное. И тут меня осенило. - Мам! А где Мика? - крикнула я. - В своей комнате, где ей быть-то еще! - ответила мама так же громко. - И не ори на весь дом. Мика, моя старшая сестра, действительно сидела у себя. В отличие от меня, она как-то умудрялась поддерживать в комнате идеальный порядок. Сколько я ее помню, на ее столе всегда все было на своих местах: справа стояла лампа, а слева - подставка для ручек, и Мика ужасно злилась, если кто-нибудь менял эти вещи местами. Она вообще была очень ответственной и собранной девушкой. Когда я вошла, Мика забивала в компьютер какие-то данные, нужные ей для работы. Именно "забивала": печатала она громко, быстро, стуча по клавишам твердыми наманикюренными ногтями. - Чего тебе? - спросила она, недовольная тем, что ее оторвали от таблиц и графиков. - Мика, мне нужно чудо, - сказала я. - Исключено. Выговорив это, она снова уткнулась в компьютер. Я подошла поближе, но не заметила на экране ничего такого, что было бы важнее моего сообщения. - Ты не поняла, - продолжила я. - Это нужно не лично мне. Я хочу помочь детям из приюта. - Один хрен, - безапелляционно заявила сестра, не отрываясь от монитора. - Мика, пожалуйста! - Нет. Ты прекрасно знаешь, что я давно не пользуюсь заклинаниями. О да, это я знала. Два года назад, когда Мике было девятнадцать, у нее обнаружились магические способности, и на семейном совете было решено отдать ее в специальную закрытую школу, где готовили чародеев, владеющих искусством сплетать привычные слова в странные колдовские формулы. Впрочем, Мика пробыла там только семь месяцев, и, не закончив обучения, вернулась домой. Причин своего решения она не объяснила. Она уже тогда была очень сдержанной, если не сказать скрытной. Лишь пару недель спустя мама узнала правду. Об истинном положении дел ей поведала На-тян, подруга Мики по чародейской школе, умница, истеричка и болтушка. Оказалось, Мика была влюблена в своего наставника, и он в нее вроде тоже. Дело шло к свадьбе, но тут моя сестра неожиданно узнала не самые лестные подробности о прошлом своего суженого. Вроде бы он спал с кем-то из своих несовершеннолетних учеников, но я не берусь утверждать наверняка, потому что до меня вся эта история дошла в искаженном виде. Так или иначе, Мика бросила любовника и даже запретила нам с мамой произносить его имя. С тех пор, если речь заходила о тех событиях, незадачливого воспитателя называли просто сенсеем. - Ну Мика! - продолжила канючить я. - Касуми, какую часть слова "нет" ты не понимаешь? Я вздохнула, удивляясь, до чего черствыми и бессердечными бывают некоторые люди. - Тебе что, совсем не жалко сироток? - Я в любом случае не смогу помочь, - воздохнула сестра. - Я знаю только плохие заклинания. Злые. Они способны породить лишь боль. - А почему вас не учили добрым чарам? - Потому что быть добрым волшебником - это огромная ответственность, которая большинству не по силам. Я немного обиделась, потому что Мика своим заявлением почти разрушила мой блестящий план помощи детям, но тут же нашла компромисс. - Тогда хотя бы отдай в приют какие-нибудь свои вещи. Вот, к примеру, эту рубашку. Ты же ее давно не носишь! - Ношу. - Брось. У тебя таких штук десять, и все серые. Если я заберу одну, ты и не заметишь. Мика повернулась ко мне и досадливо поморщилась. Глаза у нее были светло-голубые, настолько светлые, что радужная оболочка почти сливалась по цвету с белком. От этого взгляд казался странным, ни на что не похожим и, пожалуй, страшноватым. - Пожалуйста, не мешай. У меня болит голова. И потом, я не понимаю, почему должна отдавать свои вещи посторонним людям. Неужели только на том основании, что у меня есть родители, а у них нет? - Ты злая и жестокая! - заявила я и вышла, с силой захлопнув дверь. Мне казалось, что меня решительно никто не понимает. Перед сном я долго ворочалась с боку на бок. Обида была еще свежа. Когда мне почти удалось заснуть, раздался телефонный звонок. Я подскочила, прошлепала в коридор, обжигая босые ноги о кафельный пол, и схватила трубку. Из-за этого нелепого пробуждения казалось, что все вокруг сдвинулось с привычных мест. Мне стало не по себе. Телефонный звонок в час ночи мог означать только одно: где-то случилась беда. - Да! - хрипло сказала я в трубку. - Мика? - Нет, это Касуми. - Позови Мику! - крикнули на том конце провода. Судя по голосу, это была На-тян, но степень сумасшествия зашкаливала даже для нее. Мика выглянула в коридор, причесанная и полностью одетая. Видимо, она еще не ложилась. Я отдала ей трубку. Какое-то время она слушала молча. Я стояла рядом, гадая, что же случилось. - Или ты прекратишь реветь, или я повешу трубку, - ровно сказала Мика. Пусть она и утверждала, что не пользуется больше заклинаниями, но сам тембр ее голоса действовал на людей гипнотически. Судя по всему, На-тян на том конце провода перестала рыдать и вполне связно изложила причину, побудившую ее позвонить так поздно. Мика не перебивала, только изредка кивала головой, словно собеседница могла ее видеть. Я по-прежнему не понимала, в чем дело. - И чего ты от меня хочешь? - наконец поинтересовалась Мика. Голос ее ничуть не изменился. На-тян что-то ответила. - Нет. Я не приеду. Опять заговорила На-тян. Теперь ее было слышно почти так же хорошо, как Мику. - Не приеду, - повторила Мика. - И не звони больше. Ясно? Мама, выглянувшая из своей спальни, не преминула сделать замечание: - Мика, если с таким остервенением вешать трубку, телефон сломается. Кто это был? Поскольку Мика молчала, я ответила сама: - Это На-тян. - И что у нее стряслось? - спросила мама. - Сенсей в больнице, - нехотя процедила Мика. - Какой сенсей? - не поняла мама. - Твой бывший жених? Что-то серьезное? Мика пожала плечами и отвернулась. - Кацумото Мика! - сказала мама тоном следователя по особо важным делам. - Будьте любезны ответить на мой вопрос. - Ну, насколько я поняла, в школу залезли какие-то подонки из числа бывших учеников, - размеренно заговорила Мика. - Сенсей попытался их остановить, но не смог. Его избили и ослепили, а потом его кровью написали на стене что-то типа "Будь ты проклята, чертова школа". Это все. Теперь я могу идти спать? - Как ослепили? - ахнула мама. - Мам, я не уверена, что тебе стоит знать все живописные подробности, которые мне сообщила На-тян. То, что сказала Мика, меня до крайности взволновало. В этом был привкус опасного, но захватывающего приключения. - И что ты собираешься делать? - нетерпеливо спросила я, дернув ее за рукав. - Кажется, я уже сказала. Спать. Тут я в очередной раз поняла, какая бесчувственная стерва моя сестра. - Все в прошлом, - продолжила Мика ровным голосом, без интонаций. - Я уже не его невеста, чтобы мчаться к нему по первому зову. Спокойной ночи, Касуми. Я почти не спала. Мне хотелось вскочить с кровати, растолкать Мику и заставить ее поехать в больницу. Ее поведение казалось мне возмутительным. Будь я на ее месте, я бы, конечно, так не поступила. Пусть они с сенсеем расстались, это еще не значит, что можно вот так бросить человека в беде! Мне казалось, к утру Мику должна окончательно замучить совесть. Но она встала с постели, как ни в чем не бывало, аккуратно заправила покрывало, умылась, собрала волосы в тугой хвост, так, что ни одна прядка не выбивалась, неторопливо выпила чашку кофе и уехала на работу. Я решила больше не обращать на нее внимания, раз она такая подлая. В конце концов, у меня были и другие дела. Как и планировала, я отнесла в школу свои старые книжки. Многие одноклассники тоже притащили из дома игрушки и одежду. Когда мы сложили все это в одну коробку, вышло вполне внушительное зрелище. Учительница растроганно поблагодарила нас. - Не правда ли, Касуми, делать добро очень приятно? - спросила она. Я согласилась. Я чувствовала себя сильной и важной. В самом деле, я обладала тем, чего не было у детей из приюта, и могла поделиться с ними от щедрот своих. Дома я рассказала обо всем маме, и она, оторвавшись на мгновение от плиты, погладила меня по голове. - Молодец, дочка. Так и надо. Я почувствовала себя еще лучше. Одна Мика ничего мне не сказала. Следующие два дня были скучными. Радость от сбора вещей для сирот постепенно утихла, а больше ничего интересного не происходило. Мама все время что-то чистила, скребла и терла. - Помой-ка полы, раз ты теперь такая хорошая, - предложила она мне. Но мне показалось, что это какое-то неинтересное доброе дело, и я сбежала гулять. Вернулась я уже под вечер. Мама как раз заканчивала протирать подоконники. Мика сидела со скучным лицом, уставясь в монитор. - Садитесь, сейчас ужинать будем, - позвала мама. Мика подняла голову. - Мам, я уйду ненадолго, - сообщила она. - Уже почти стемнело, - недовольно буркнула мама. - Куда ты собралась? - Схожу в больницу, проведаю сенсея, - невозмутимо ответила Мика. Я торжествующе покосилась на нее. Ага, значит, все-таки проняло! Правда, на мой взгляд, она была как-то уж слишком спокойна. Методично собрала сумку, проверила, взят ли мобильник, и только после этого направилась к двери. Я хотела было напроситься с ней, но на улице уже похолодало, а с кухни доносился аромат свежих пирожков. - Ты хоть шоколадку ему купи! Или сок! - крикнула я, опасаясь, что она не догадается. - Зачем? Я его не люблю, - удивилась Мика. - В смысле, сенсея, а не сок. Дверь за ней со скрипом закрылась. Мика вернулась только в середине ночи. Мы с мамой не спали и жгли свет на кухне. Несколько раз мама пыталась позвонить Мике, но бесстрастный голос сообщал, что "аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети". Наконец вякнул дверной звонок. Когда мы распахнули дверь, нашим глазам предстала странная картина. Мика стояла, прислонившись к косяку. Волосы спутанными прядями падали ей на лицо, полностью скрывая один глаз. С другой стороны ее поддерживала На-тян, и мне показалось, что только ее руки не дают Мике окончательно осесть на пол. - Это что еще такое? - спросила мама, угрожающе зыркнув на непутевую дочурку. - Ну, мы навещали сенсея, - торопливо, как бы оправдываясь, забормотала На-тян, - и вот... Мика подняла голову и даже сумела членораздельно произнести несколько слов: - Мы. Ходили. В больницу. - В больницу? - зловеще переспросила мама. - Вы ходили в больницу? Да ты посмотри на себя! Ты только посмотри! Плащ весь в грязи! На ногах еле держишься! Рожа пьяная! Это вы так в больницу ходили?! Ну почему она, - тут мама ткнула пальцем в сторону На-тян, которая старательно улыбалась, - почему она трезвая и нормальная, а ты как поросенок? Ой, Мика, драть тебя надо, да некому! Произнеся эту воспитательную речь, мама отстранилась, позволяя Мике войти. На-тян перетащила мою сестру через порог. Мика безвольно повисла у нее на руке. Я побежала вперед, показывая дорогу в комнату. - Сюда, сюда, - волнуясь, повторила я несколько раз. На-тян помогла Мике дойти до постели, и та рухнула лицом в подушку. Я заметила, что она не сняла туфли. Для моей патологически аккуратной сестры это было более чем странно, даже учитывая ее состояние. На-тян пулей метнулась к окну, задернула жалюзи, затем заперла дверь в комнату. На ее щеках горел лихорадочный румянец, но в этом-то как раз ничего странного не было. На-тян всегда куда-то спешила, не успевала, делала пятьдесят четыре дела разом. Она одновременно ела, говорила по телефону, красила ногти, читала журнал, выбегала из дома, обнаруживала, что забыла перчатки, бежала обратно, ехала в школу, читала ученикам лекцию по алгебре, спохватывалась, обнаруживала, что идет урок физики, переключалась на физику, давала домашнее задание, ехала в клуб на концерт какой-нибудь малоизвестной группы и там сидела всю ночь, засыпая во время медленных песен. - Не стой как истукан! - прошипела она, продолжая метаться по комнате. - Дай мне аптечку или что-нибудь в этом роде! Я глянула на Мику, распростершуюся на кровати. - Касуми, я не пьяная, - глухо сказала она в подушку. - Мне просто плохо. Только маме не говори. Только тут до меня дошло, что от нее абсолютно не пахнет спиртным. В комнате стоял едва уловимый аромат свежей зелени, какой бывает в лесу после грозы. Я достаточно знала Мику, чтобы вспомнить: этот запах возникал всякий раз, как она использовала какое-то заклинание. - Ты колдовала? - спросила я шепотом, чтобы мама не слышала. Мика молчала. - Ты колдовала для сенсея? - продолжила я. - Ты пыталась вернуть ему зрение? - Это было бы доброе заклинание. Я таких не знаю. Не уверена, есть ли они вообще, - проговорила Мика с трудом, будто ей было больно дышать. На-тян тем временем нашла аптечку. - Посвети мне! - велела она. Я взяла лампу. В круге света стали отчетливо видны два темных пятнышка на белой наволочке. - Это кровь? - перепугалась я. - Тшш, не ори. Мика, поморщившись, с тихим стоном села на кровати. Ее лицо по-прежнему было почти полностью закрыто волосами. Перехватив мой взгляд, она отвернулась. - Не смотри на меня. - Да что случилось? - не выдержала я. На-тян отпихнула меня. Пришлось отойти к окну. Теперь я сама боялась взглянуть на Мику. На-тян хлопотала около нее, что-то бормоча себе под нос, мелькали бинты, платыри. Что могло случиться с лицом Мики? Неизвестность была хуже всего. - Мика, что бы там ни было, лучше скажи мне, - с усилием выговорила я. - Я не хочу стоять и гадать, что с тобой сделали. - Это я сама сделала, - тихо, почти беззвучно прошептала Мика. - Что? Что ты сделала? - Касуми, ты только не волнуйся. У меня теперь нет одного глаза. Учитывая смысл сообщения, это было сказано почти нормальным тоном. - Ну что ты молчишь? - продолжила Мика. - Ты сама хотела знать. В конце концов, какая разница, два глаза или один? Я вижу все то же самое, что и ты. Покрывало на кровати серое, а занавески зеленые. Удивительно противный оттенок. Нужно будет их снять и повесить какие-нибудь другие. Ну, посмотри на меня. Теперь уже можно. Я медленно повернулась. Мика сидела на кровати. На месте ее левого глаза была повязка, белевшая в полумраке комнаты. Я была ей благодарна за то, что она не попросила меня повернуться раньше, но в то же время какая-то часть меня хотела увидеть ее лицо без бинтов. Заглянуть в пустую глазницу. Ощутить холодок первобытного ужаса, пробегающий по спине. - Зачем ты это сделала? - спросила я. - Я говорила тебе, что не знаю добрых заклинаний. Только заклинания, причиняющие боль. Тому, на кого направлены, или тому, кто их произносит. Это был единственный способ поделиться с сенсеем тем, что я имела. Я не ожидала таких слов. Моя сестра, трезвая, неромантичная Мика совершила столь безумный поступок! Это было гораздо весомее, чем помощь сироткам. Она в буквальном смысле отдала частицу себя. Я даже почувствовала что-то вроде досады: ее доброе дело оказалось куда значительнее моего. Но потом я подумала, что я, как ее сестра, тоже в некотором смысле причастна к этой истории. - Мика, ты молодец! - решительно объявила я. - Я завтра расскажу про тебя своей учительнице. Ей хватит разговоров на целый урок. А может, стоит написать письмо в газету? Пусть все узнают, какая у нас замечательная семья: обе сестры помогают людям! - тут я гордо надула щеки. - Прекрати, - поморщилась Мика. - Не хватало еще, чтобы все узнали. И не говори маме, я тебя прошу. - Интересно, а как ты собираешься объяснить ей повязку на глазу? - Скажу, что упала, ударилась об угол стола и набила синяк, - Мика махнула рукой. - Потом съеду куда-нибудь, чтобы она не видела. Меня такая позиция возмутила. Я считала, что мама просто обязана знать о том, как ее дочь проявила чудеса самопожертвования, когда от нее этого никто не ожидал. Мика - хорошая! Эта мысль, пришедшая мне в голову, была как внезапное откровение, и я спешила поделиться ею со всеми. - Мам, иди сюда! - закричала я. Мама открыла дверь в комнату. Мика испуганно метнулась, пытаясь прикрыть лицо руками, но было уже поздно, и она замерла на краю кровати, не донеся ладони до глаз. - Мика! Что случилось? - ахнула мама, заметив повязку. - Ничего, ничего, - успокаивающе забормотала На-тян, выступив вперед. - Она просто поранилась. - Она отдала свой глаз сенсею! - гордо сказала я. Это была ужасная глупость с моей стороны. У мамы перекосилось лицо, она закричала. Она ругалась долго и страшно. Я никогда раньше не слышала от нее таких слов. Мика сидела на кровати, ее плечи поникли, руки безвольно легли на покрывало. Она как будто стремилась съежиться, исчезнуть. На ее лице остановилось несчастное, потерянное выражение. Прежде я никогда не видела, чтобы у моей сестры был такой беспомощный взгляд. Позднее я неоднократно пыталась забыть эту тягостную сцену, выкинуть ее из головы, но одна, самая первая мамина фраза четко отпечаталась в моей проклятой памяти. - Мика! Ты что, дура?! - угрожающе спросила она. Потом она кричала, что то, что сделала Мика - неприлично, жалко и неприлично, и что совершенно бессмысленно пытаться таким образом доказать кому-то свою любовь, и неужели Мика забыла, из-за чего бросила своего сенсея, и как можно было так унизиться перед человеком, который ее предал? Мне было невыносимо стыдно, я хотела закрыть уши руками, чтобы не слышать этих ужасных слов, а мама все кричала. С тех пор я стесняюсь своих душевных порывов, стесняюсь делать людям добро, а если и делаю, то всякий раз в глубине души боюсь, что кто-нибудь спросит меня: "Ты что, дура?". История с Микой повлияла на мой настрой куда сильнее всех прочих историй. Она меня покалечила, она напоминает о себе в самые неподходящие моменты, жалит меня и убивает. Со временем новые неприятности снизили остроту того происшествия, но я все еще прекрасно помню, чем кончилось дело. После того разговора с мамой Мика два дня не выходила из своей комнаты, и я всерьез боялась за ее здоровье, потому что долго так продолжаться не могло. Дело решилось, как ни странно, благодаря вмешательству сенсея. Он приехал и объявил, что забирает Мику с собой. Куда, зачем, - я не спросила. Он был на удивление молчалив, за весь вечер сказал мне только две фразы: "Здравствуйте" - когда я открыла дверь, и "Нет, спасибо", - когда я спросила, не хочет ли он чаю. С Микой он тоже почти не разговаривал, сам собрал ее вещи, не спрашивая, что из этого ей действительно нужно. Удивительное дело, но в дальнейшем я не могла представить себе его облик целиком, как ни старалась. В памяти всплывали отдельные детали внешности: тонкие губы, аристократически хрупкие запястья, длинные пальцы, строгая белая рубашка. Тогда, случайно встретившись с ним взглядом, я обнаружила, что его правый глаз заклеен пластырем, а левый, здоровый, светло-голубого цвета, такого же, как у Мики, и больше не рисковала смотреть ему в лицо. От него исходило ощущение силы, силы и неимоверной жестокости, так что я была счастлива, когда он наконец покинул наш дом. Через месяц Мика прислала мне лаконичное смс-сообщение: "Я вышла замуж. Не ищите меня." Последний раз я видела ее случайно, в толпе на улице, пару месяцев назад. Она изменилась, сделала модную стрижку, и косая длинная челка полностью скрывала повязку на глазу. Я хотела ее окликнуть, но передумала, почему-то было неудобно. Да и о чем бы мы стали говорить?